ПРАВОСУДИЕ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ: ТОКОМ И ДУБИНКОЙ?
Номер 48 (793), 09.12.2005г.
Уполномоченная Верховной Рады по правам человека Нина Карпачёва недавно в очередной раз заявила о том, что пытки в украинской правоохранительной системе продолжают оставаться обыденным явлением...
Представим себе ситуацию: через час должен погибнуть ребёнок. Его можно спасти, но бандит, которого задержали, не хочет говорить, где этот ребёнок находится.
Что делать?
Подскажите.
Тут, наверное, самый большой моралист и радетель строжайшей законности согласится с тем, что все средства хороши для спасения человеческой жизни, пусть даже они формально попирают основополагающие законы и конвенции. Человеческая жизнь важнее, а поскольку её хотят отобрать, то в силу вступают понятия военного времени – жестокие, но справедливые.
Мы сейчас рассмотрели случай совершенно исключительный, сверхэкстремальный. Подводить под него раскрытие преступления, пусть даже убийства, – негоже. Уже совершённое убийство – это совсем другое. И прикрывать собственную профессиональную беспомощность, а зачастую и корысть средневековыми методами раскрытия преступлений, значит самому становиться преступником, отнюдь не лучше того, кто убил.
Кстати, убил-то кто?
БАНКА ГРИБОВ ЗА ТЫСЯЧУ ДОЛЛАРОВ
– Ну что, отведали "мухоморов"?
Ответный смех в коридоре Одесского областного суда свидетельствовал о том, что с грибами как-то не сложилось, хотя шанс ещё несколько минут назад был.
Да-а, ничего подобного многоопытным судьям во время заседаний видеть, наверное, не приходилось. На стол была водружена пол-литровая банка с грибами.
Не стану привирать, будто поставили её на судейский стол. Нет, туда ей добраться не удалось, стояла она на другом столе. Суд отказался рассмотреть содержимое банки поближе и хорошенько покопаться там. А жаль.
Настаивала на осмотре содержимого банки Галина Алексеевна Артюшенко. Она пыталась доказать – сделала соответствующий муляж – что в такой банке можно незаметно спрятать целлофановый пакетик с тысячью долларами – десятью купюрами, завёрнутыми в еще одну бумагу.
Не подумайте только, что Галина Алексеевна является тайным агентом по борьбе с контрабандистами (мы бы её никогда не "сдали"). И в прокуратуре она не служит, государственное обвинение не поддерживает. Да и вообще, никто никого в контрабанде здесь не обвиняет.
В чём тут дело – расскажем немного позднее.
Пока же ознакомьтесь, пожалуйста, с избранными местами из жалобы одного молодого человека на имя Генерального прокурора Украины. События, о которых рассказывает Александр Артюшенко, житель Ковеля, что в Волынской области, происходили вечером и в ночь с 26-е на 27 декабря 2004 года, после последнего тура президентских выборов. Когда над страной вот-вот должно было, так сказать, встать долгожданное солнце свободы и демократии. Возможно, Александру было суждено стать последней жертвой агонизирующего режима, но он отказался от подобной чести. Правда, и сейчас, на волне народившейся молодой демократии, ему не легче. Зато живой.
А заголовочек получился, как песня:
"Я ВИСЕЛ МЕЖ СТОЛАМИ НА ИЗГИБАХ ЛОКТЕЙ"
"В семь утра меня вывели в наручниках и посадили в автомобиль, не дав связаться с адвокатом и мамой, не дав взять тёплую одежду. И увезли в Одессу.
В Одессе к Приморскому райотделу мы подъехали в 19 часов. Меня провели на второй этаж, где меня уже ждали. На мой взгляд, это было начальство. Меня завели в кабинет, и все эти люди зашли туда же.
Задали мне вопрос, знаю ли я Разводовскую Валину? Я ответил, что знаю. Второй вопрос: "Зачем ты её убил?" Я ответил, что никого не убивал.
После этого меня стали бить с разных сторон. И сказали, чтобы я написал явку с повинной. "Я же никого не убивал!" – ответил им.
Кто-то из этих людей сказал: "Где Б.?! (чтобы не ранить тонкие натуры главного "дознавателя" и его коллег, их имена и фамилии мы не указываем. – Ред.) Давайте сюда Б., пускай им занимается!"
Все эти люди вышли, и в кабинете остались только эксперты, которые начали откатывать у меня отпечатки пальцев. Один из экспертов сказал, что когда придёт Б., то мне будет худо. Лучше возьми и напиши явку, чтобы не терять своё здоровье.
Через минут десять в этот кабинет быстрым шагом зашёл этот Б., спросил: "Откатали?" Эксперты ответили: "Да". Б. одел на меня наручники за спину и повёл к себе в кабинет № (...). Зайдя в кабинет, он сразу нанёс мне несколько ударов в область туловища и головы. После этого присел за стол и стал читать какие-то бумаги. Почитав, встал и нанёс ещё несколько ударов по тем же местам и спросил у меня: "Будешь писать явку?" Я ему ответил, что не буду, потому что никого не убивал.
В этот момент в кабинет зашёл ещё один работник милиции, его коллега К., которому Б. сказал: "Неси трубу, поможешь мне его вешать".
К. принёс трубу. С ним пришёл ещё один человек; его имя я не знаю, но могу опознать.
Б., глянув на часы, сказал: "Сейчас половина восьмого, посмотрим, на сколько тебя хватит". И приступили к своим зверским методам выбивания явки.
Поскольку я уже сидел на стуле, то руки были сзади моих колен; они просунули металлическую трубу так, как им было удобно меня вешать. И повесили меня на эту трубу, которая лежала на двух столах; а я висел между столами на изгибах локтей, и в это время меня били по пяткам резиновой милицейской дубинкой.
Вскоре от боли я потерял сознание, очнулся на полу от того, что меня обливали водой. Мне сказали встать и стать возле стенки, поставив ноги на ширину плеч, а руки положить за голову. Потом спросили: "Ну что, будешь писать?" Я ответил, что ничего не знаю, и ничего писать не буду.
Кто-то из троих сказал: "Хватит, пять минут отдохнул – вешаем".
И меня снова повесили, только уже на изгиб коленей, и так же били. Одним словом, вешали на той трубе, как угодно, и в то же время били, как угодно.
Периодически в кабинет заходил, я так понял, их начальник и интересовался, как идут дела; говорил им, что плохо работают, и подсказывал, какие ещё меры предпринять, чтобы я написал явку. Например: "Возьмите дубинку и засуньте ему в задницу сантиметров на пятнадцать!" Это я цитирую слова, которые услышал от работника правоохранительных органов.
Он ушёл, а они продолжали надо мной издеваться, пытать, выбивать явку. Эти меры с дубинкой они ко мне не принимали, потому что говорили, что боятся.
Б. сказал: "Зачем теряешь здоровье? Нам начальство дало зелёную, явку напишешь в любом случае". И снова спросили: "Будешь писать?" Я сказал: "Нет".
Тогда Б. сказал К.: "Иди и принеси провода".
К. ушёл за проводами, а тот, чьё имя я не знаю, но знаю в лицо, взял бутылку воды и тряпку и начал мочить стол. С меня сняли штаны по колено и посадили на мокрый стол.
К этому моменту К. уже принёс провода. С одной стороны провода были зачищены, а куда подключали другую сторону проводов, я не видел, поскольку на следующем столе стоял компьютер. Зачищенную сторону провода прикладывали к половому органу, били током, после чего я много раз терял сознание.
Потом меня сняли со стола, помогли одеть штаны, потому что я me чувствовал на руках пальцев. Задавали те же вопросы и снова вешали на ту же трубу. Все эти избиения, пытки, мучения происходили до половины шестого утра с 26-го на 27 декабря.
В половине шестого утра в кабинет зашёл их начальник и сказал им, чтобы они сняли меня с трубы. Он разрешил мне присесть на стул и стал говорить, чтобы я не терял зря своего здоровья, потому что всё равно напишу явку. А если нет, то эти избиения, вешанья на трубу, пропускания тока через половой орган будут до тех пор, пока не напишу.
В этот момент в кабинет зашёл более высокопоставленный человек, потому что все четверо встали по стойке "смирно". Спросил, как идут дела? Ему ответили: "Не хочет ничего писать". Этот человек грубо сказал: "Плохо работаете. До утра явка должна лежать у меня на столе!" – и закрыл за собой дверь.
А этот начальник, что остался, крикнул этим троим: "Давайте его сюда!" и, взяв в руки милицейскую дубинку, продолжил: "Сейчас он всё напишет, как засунем ему эту дубинку в задницу!"
Я увидел, что этот человек, то есть нелюдь, настроен серьёзно сделать то, о чём говорит. И я не выдержал и сказал: "Не надо ничего делать, скажите, что надо написать, и я напишу, всё, что вы мне скажете".
Этот начальник сказал: "Б., дай ему бумагу, ручку и помоги написать явку" и ушёл. Б., пересматривая стопку бумаг, говорил, что писать.
Когда написали, Б. отнёс её. Вернувшись, он сказал, что эта явка не подходит, будем писать другую".
Устали? Отдохните немного.
(Продолжение следует.)
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
Представим себе ситуацию: через час должен погибнуть ребёнок. Его можно спасти, но бандит, которого задержали, не хочет говорить, где этот ребёнок находится.
Что делать?
Подскажите.
Тут, наверное, самый большой моралист и радетель строжайшей законности согласится с тем, что все средства хороши для спасения человеческой жизни, пусть даже они формально попирают основополагающие законы и конвенции. Человеческая жизнь важнее, а поскольку её хотят отобрать, то в силу вступают понятия военного времени – жестокие, но справедливые.
Мы сейчас рассмотрели случай совершенно исключительный, сверхэкстремальный. Подводить под него раскрытие преступления, пусть даже убийства, – негоже. Уже совершённое убийство – это совсем другое. И прикрывать собственную профессиональную беспомощность, а зачастую и корысть средневековыми методами раскрытия преступлений, значит самому становиться преступником, отнюдь не лучше того, кто убил.
Кстати, убил-то кто?
БАНКА ГРИБОВ ЗА ТЫСЯЧУ ДОЛЛАРОВ
– Ну что, отведали "мухоморов"?
Ответный смех в коридоре Одесского областного суда свидетельствовал о том, что с грибами как-то не сложилось, хотя шанс ещё несколько минут назад был.
Да-а, ничего подобного многоопытным судьям во время заседаний видеть, наверное, не приходилось. На стол была водружена пол-литровая банка с грибами.
Не стану привирать, будто поставили её на судейский стол. Нет, туда ей добраться не удалось, стояла она на другом столе. Суд отказался рассмотреть содержимое банки поближе и хорошенько покопаться там. А жаль.
Настаивала на осмотре содержимого банки Галина Алексеевна Артюшенко. Она пыталась доказать – сделала соответствующий муляж – что в такой банке можно незаметно спрятать целлофановый пакетик с тысячью долларами – десятью купюрами, завёрнутыми в еще одну бумагу.
Не подумайте только, что Галина Алексеевна является тайным агентом по борьбе с контрабандистами (мы бы её никогда не "сдали"). И в прокуратуре она не служит, государственное обвинение не поддерживает. Да и вообще, никто никого в контрабанде здесь не обвиняет.
В чём тут дело – расскажем немного позднее.
Пока же ознакомьтесь, пожалуйста, с избранными местами из жалобы одного молодого человека на имя Генерального прокурора Украины. События, о которых рассказывает Александр Артюшенко, житель Ковеля, что в Волынской области, происходили вечером и в ночь с 26-е на 27 декабря 2004 года, после последнего тура президентских выборов. Когда над страной вот-вот должно было, так сказать, встать долгожданное солнце свободы и демократии. Возможно, Александру было суждено стать последней жертвой агонизирующего режима, но он отказался от подобной чести. Правда, и сейчас, на волне народившейся молодой демократии, ему не легче. Зато живой.
А заголовочек получился, как песня:
"Я ВИСЕЛ МЕЖ СТОЛАМИ НА ИЗГИБАХ ЛОКТЕЙ"
"В семь утра меня вывели в наручниках и посадили в автомобиль, не дав связаться с адвокатом и мамой, не дав взять тёплую одежду. И увезли в Одессу.
В Одессе к Приморскому райотделу мы подъехали в 19 часов. Меня провели на второй этаж, где меня уже ждали. На мой взгляд, это было начальство. Меня завели в кабинет, и все эти люди зашли туда же.
Задали мне вопрос, знаю ли я Разводовскую Валину? Я ответил, что знаю. Второй вопрос: "Зачем ты её убил?" Я ответил, что никого не убивал.
После этого меня стали бить с разных сторон. И сказали, чтобы я написал явку с повинной. "Я же никого не убивал!" – ответил им.
Кто-то из этих людей сказал: "Где Б.?! (чтобы не ранить тонкие натуры главного "дознавателя" и его коллег, их имена и фамилии мы не указываем. – Ред.) Давайте сюда Б., пускай им занимается!"
Все эти люди вышли, и в кабинете остались только эксперты, которые начали откатывать у меня отпечатки пальцев. Один из экспертов сказал, что когда придёт Б., то мне будет худо. Лучше возьми и напиши явку, чтобы не терять своё здоровье.
Через минут десять в этот кабинет быстрым шагом зашёл этот Б., спросил: "Откатали?" Эксперты ответили: "Да". Б. одел на меня наручники за спину и повёл к себе в кабинет № (...). Зайдя в кабинет, он сразу нанёс мне несколько ударов в область туловища и головы. После этого присел за стол и стал читать какие-то бумаги. Почитав, встал и нанёс ещё несколько ударов по тем же местам и спросил у меня: "Будешь писать явку?" Я ему ответил, что не буду, потому что никого не убивал.
В этот момент в кабинет зашёл ещё один работник милиции, его коллега К., которому Б. сказал: "Неси трубу, поможешь мне его вешать".
К. принёс трубу. С ним пришёл ещё один человек; его имя я не знаю, но могу опознать.
Б., глянув на часы, сказал: "Сейчас половина восьмого, посмотрим, на сколько тебя хватит". И приступили к своим зверским методам выбивания явки.
Поскольку я уже сидел на стуле, то руки были сзади моих колен; они просунули металлическую трубу так, как им было удобно меня вешать. И повесили меня на эту трубу, которая лежала на двух столах; а я висел между столами на изгибах локтей, и в это время меня били по пяткам резиновой милицейской дубинкой.
Вскоре от боли я потерял сознание, очнулся на полу от того, что меня обливали водой. Мне сказали встать и стать возле стенки, поставив ноги на ширину плеч, а руки положить за голову. Потом спросили: "Ну что, будешь писать?" Я ответил, что ничего не знаю, и ничего писать не буду.
Кто-то из троих сказал: "Хватит, пять минут отдохнул – вешаем".
И меня снова повесили, только уже на изгиб коленей, и так же били. Одним словом, вешали на той трубе, как угодно, и в то же время били, как угодно.
Периодически в кабинет заходил, я так понял, их начальник и интересовался, как идут дела; говорил им, что плохо работают, и подсказывал, какие ещё меры предпринять, чтобы я написал явку. Например: "Возьмите дубинку и засуньте ему в задницу сантиметров на пятнадцать!" Это я цитирую слова, которые услышал от работника правоохранительных органов.
Он ушёл, а они продолжали надо мной издеваться, пытать, выбивать явку. Эти меры с дубинкой они ко мне не принимали, потому что говорили, что боятся.
Б. сказал: "Зачем теряешь здоровье? Нам начальство дало зелёную, явку напишешь в любом случае". И снова спросили: "Будешь писать?" Я сказал: "Нет".
Тогда Б. сказал К.: "Иди и принеси провода".
К. ушёл за проводами, а тот, чьё имя я не знаю, но знаю в лицо, взял бутылку воды и тряпку и начал мочить стол. С меня сняли штаны по колено и посадили на мокрый стол.
К этому моменту К. уже принёс провода. С одной стороны провода были зачищены, а куда подключали другую сторону проводов, я не видел, поскольку на следующем столе стоял компьютер. Зачищенную сторону провода прикладывали к половому органу, били током, после чего я много раз терял сознание.
Потом меня сняли со стола, помогли одеть штаны, потому что я me чувствовал на руках пальцев. Задавали те же вопросы и снова вешали на ту же трубу. Все эти избиения, пытки, мучения происходили до половины шестого утра с 26-го на 27 декабря.
В половине шестого утра в кабинет зашёл их начальник и сказал им, чтобы они сняли меня с трубы. Он разрешил мне присесть на стул и стал говорить, чтобы я не терял зря своего здоровья, потому что всё равно напишу явку. А если нет, то эти избиения, вешанья на трубу, пропускания тока через половой орган будут до тех пор, пока не напишу.
В этот момент в кабинет зашёл более высокопоставленный человек, потому что все четверо встали по стойке "смирно". Спросил, как идут дела? Ему ответили: "Не хочет ничего писать". Этот человек грубо сказал: "Плохо работаете. До утра явка должна лежать у меня на столе!" – и закрыл за собой дверь.
А этот начальник, что остался, крикнул этим троим: "Давайте его сюда!" и, взяв в руки милицейскую дубинку, продолжил: "Сейчас он всё напишет, как засунем ему эту дубинку в задницу!"
Я увидел, что этот человек, то есть нелюдь, настроен серьёзно сделать то, о чём говорит. И я не выдержал и сказал: "Не надо ничего делать, скажите, что надо написать, и я напишу, всё, что вы мне скажете".
Этот начальник сказал: "Б., дай ему бумагу, ручку и помоги написать явку" и ушёл. Б., пересматривая стопку бумаг, говорил, что писать.
Когда написали, Б. отнёс её. Вернувшись, он сказал, что эта явка не подходит, будем писать другую".
Устали? Отдохните немного.
(Продолжение следует.)
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
ДО ПРИГОВОРА – НЕДЕЛЯ
Номер 49 (794), 16.12.2005г.
Продолжение судебного очерка "Правосудие через задницу: током и дубинкой?", начатого в прошлом номере нашей газеты, вы сможете прочитать 23 декабря. Мы опишем фабулу уголовного дела, по которому 28-летний Александр Артюшенко обвиняется в убийстве В. Разводовской. Сугубо детективная сторона этого уголовного дела очень интересна. Но куда важнее другое. В нём сплелись все "прелести" нашей так называемой правоохранительной системы, с её безразличием к судьбе человека; с теми, кто отдаёт преступные приказы и исполняет их; с теми, кто становится жертвой творящегося произвола.
Сможет ли суд найти истину: покарать преступника либо оправдать невиновного?
В пятницу, 23 декабря, в 10 часов, в областном суде по улице Гайдара (очевидно, на 6-м этаже, зал № 13) председательствующий г-н Сенатор зачитает приговор по делу Артюшенко. Станьте свидетелями торжества справедливости. Приходите.
ДО ПРИГОВОРА – НЕДЕЛЯ
Номер 49 (794), 16.12.2005г.
Продолжение судебного очерка "Правосудие через задницу: током и дубинкой?", начатого в прошлом номере нашей газеты, вы сможете прочитать 23 декабря. Мы опишем фабулу уголовного дела, по которому 28-летний Александр Артюшенко обвиняется в убийстве В. Разводовской. Сугубо детективная сторона этого уголовного дела очень интересна. Но куда важнее другое. В нём сплелись все "прелести" нашей так называемой правоохранительной системы, с её безразличием к судьбе человека; с теми, кто отдаёт преступные приказы и исполняет их; с теми, кто становится жертвой творящегося произвола.
Сможет ли суд найти истину: покарать преступника либо оправдать невиновного?
В пятницу, 23 декабря, в 10 часов, в областном суде по улице Гайдара (очевидно, на 6-м этаже, зал № 13) председательствующий г-н Сенатор зачитает приговор по делу Артюшенко. Станьте свидетелями торжества справедливости. Приходите.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
ПЕЧАЛЬНЫЙ ФЕЛЬЕТОН ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ, или ОТСУДИМ, КАК ЗВЁЗДЫ ЛЯГУТ?
Номер 50 (795), 23.12.2005г.
Номер 50 (795), 23.12.2005г.
Областной суд. В зал заходят секретарь судебного заседания, государственный обвинитель, две защитницы и единственный зритель. В зале уже охрана, а за решёткой отмеряет шаги от одного края клетки до другого подсудимый, среднего роста парень лет двадцати семи. Нервное возбуждение подсудимого можно понять. На прошлом судебном заседании начались прения, подводящие итог всему процессу. Прокурор запросил пятнадцать лет лишения свободы.
Сейчас в прениях должны выступить защитницы и подсудимый; потом стороны получат право на финальные реплики, после чего суд предоставит последнее слово подсудимому и сразу же удалится в совещательную комнату для вынесения приговора. (Решение суд объявит дней через десять.)
Подсудимого обвиняют в совершении убийства пожилой женщины.
Свои места занимают судьи: председательствующий по делу и три женщины, тоже умудрённые жизненным опытом. Женщины не являются профессиональными судьями и по духу Закона как бы представляют простой народ, отправляющий правосудие.
Заседание не начинают: ждут последнего, пятого члена судебной коллегии, профессионального судью. Эта традиция данного судебного разбирательства неукоснительно соблюдается: пятый член (он же второй по значимости, хотя формально все судьи равны) заходит в зал на две-три минуты позже своих коллег, словно хоккеист, всегда ступающий ради фарта на лёд левой ногой и никогда во избежание неудач не сделающий первый шаг правой.
Наконец в зал заходит судья. В руке он держит яркий журнал средней толщины и занимает место справа от председательствующего, по указанию которого секретарь включает аудиозапись заседания.
Начинает выступление защита. В то же мгновение "опаздывающий" надевает очки и углубляется в чтение журнала, который он держит в руках. Председательствующий начинает что-то писать. Две женщины по левую руку от него слушают прения и будут внимательны на протяжении всех полутора-двух часов.
По правую руку от читающего сидит третья женщина. Она слушает прения, одновременно читая верхнюю половину первой страницы популярной газеты, сложенной вдвое. Перевернуть газету и продолжить чтение нижней половины она пока не решается.
Со своего места смотрит на выступающую (или сквозь неё, уходя мыслями куда-то вдаль) прокурор. Хотя перед ним лежит журнал "Гороскопы", с которым он успел ознакомиться за пару минут до начала заседания, сейчас он и не думает возвращаться к чтению, поскольку надо слушать.
Медленно, но верно судья, читающий журнал, переворачивает страницу за страницей. Примерно каждые десять минут читающий прерывает своё занятие, снимает очки, удивлённо смотрит на защитниц и подсудимого, после чего, разминая шейные позвонки, делает шесть-семь поворотов головы в разные стороны. Вправо. Влево. Вправо. Влево.
Сняв напряжение, судья вновь углубляется в чтение.
Дело слушается сложнейшее. Защита, подытоживая всё, что выяснилось в ходе судебного разбирательства, изощряется в аргументации, полностью доказывающей невиновность подсудимого.
Тем временем судья, читавшая верх первой страницы газеты, всё же решается отработать и низ. Для этого она разворачивает газету, обращая в сторону зала последнюю страницу, на которой, как всегда, изображена пышнотелая обнажённая девица.
Нужно ли такое испытание подсудимому, который уже год находится за решёткой?
Видимо, решив, что с него хватит, судья вскоре делает попытку вывернуть газету наизнанку, то бишь открыть её середину. От этих усилий газета издаёт звук, напоминающий далёкий выстрел. Судья, застеснявшись, ойкает, но, получив моральную поддержку в виде одобрительной улыбки читающего судьи, успешно завершает операцию "Выворот".
Иногда, оторвавшись от писания мемуа... извините, какой-то важной бумаги, председательствующий скашивает глаза на читающего коллегу. Не поймешь: то ли он тоже хочет подключиться к процессу чтения, то ли у него не хватает духу сделать замечание: прекрати, мол, заниматься... мы же правосудие отправляем.
А защита распаляется всё больше и весьма аргументированно делает несколько точных уколов в направлении государственного обвинителя. И если поначалу прокурор лишь снисходительно улыбался, то вскоре, помрачнев и разозлившись на защиту, нарочито открыл журнал и стал страницу за страницу изучать гороскопы. Так и читал до окончания прений.
Таким образом, в ходе прений одновременно читающими оказались три вершителя правосудия (к которым смело можно отнести и прокурора) плюс один пишущий. Это было то ещё зрелище!
Однажды главный читатель оторвался от своего занятия раньше установленного десятиминутного срока. Это защита перечисляла названия бутылок из-под спиртного, проходящих по делу.
Когда подсудимый перешел к последнему слову, прося суд очень внимательно отнестись к услышанным аргументам, которые нашли своё полное подтверждение в материалах дела, и оправдать его ("Я невиновен, никакого отношения к убийству не имею!"), судьям удалось обменяться печатными изданиями...
Суд ушёл в совещательную комнату, отказавшись принять отпечатанные на бумаге аргументы защиты: "Вас и так записывали на магнитную ленту".
Теперь нам предстоит услышать: "Именем..."
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
Рисунок А. КОСТРОМЕНКО.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
ПРАВОСУДИЕ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ: ТОКОМ И ДУБИНКОЙ?
Номер 50 (795), 23.12.2005г.
(Продолжение. Начало в № 48.)
"Не годится" первая явка с повинной? Александр Артюшенко, резонно решив, что продолжение пыток может сделать его инвалидом на всю оставшуюся жизнь либо вообще этой жизни лишить уже в ближайшие часы, пишет при активной помощи сотрудников милиции ещё одну явку. Кроме того, "с его слов" у него берут подробное объяснение.
Что он там поведал, мы узнаем чуть позже. А пока давайте перейдём к фабуле дела.
ФОТОАППАРАТЫ-ИЗВРАЩЕНЦЫ, или МОГЛИ ЛИ ПРОКУРОРСКИЕ "ЗАГНАТЬ" ВЕЩИ С КРИМИНАЛЬНОГО ТРУПА?
Вечером 21 декабря 2004 года Е. Хаблюк, обеспокоенная тем, что её дальняя родственница Валина Алексеевна Разводовская по меньшей мере неделю не выходит на связь, вызвала специалистов по открыванию дверей.
Когда дверь открыли, из квартиры стал ощущаться сильный трупный запах... В одной из комнат на полу, в луже засохшей под разбитой головой крови, лежала 64-летняя Разводовская (следствие, во всяком случае, утверждает, что это была именно она).
На месте случившегося по адресу Троицкая, 36, кв. 14, начала работу следственно-оперативная группа.
Сразу бросилось в глаза, что в отличие от кухни во всех трёх комнатках был беспорядок: вещи разбросаны, перевёрнуты – явно что-то искали.
Как установила первоначально на месте судебно-медицинский эксперт, кроме двух переломов левого предплечья у жертвы был перелом в левой теменно-височной области головы с вхождением вовнутрь осколков костей (при вскрытии выяснится, что в голове имеются три ушибленные раны, переломы скулы и нижней челюсти) и три раны на левой стороне грудной клетки: одна – под рёбрами и две на молочной железе. Можно было предположить, что раны грудной клетки нанесены чем-то вроде ножа.
В протоколе осмотра места происшествия указано, что на трупе имеется одежда, в частности: спортивная байковая куртка, застёгнутая спереди в нижней половине на пластмассовую молнию. На левой стороне куртки компактно располагаются четыре повреждения ткани, а ниже – ещё одно.
Ещё на убитой якобы были хлопчатобумажная майка с одним повреждением ткани и ниже его – ещё с одним повреждением; трикотажные рейтузы; трусы; комнатный тапочек, надетый на правую стопу.
Азами криминалистики является то, что труп должен быть зафиксирован на плёнку в том виде, в каком его обнаружили. Съёмка места происшествия в данном случае велась специалистами a помощью двух фотографических аппаратов импортного производства.
ОДНАКО В ДЕЛЕ НЕТ ФОТОГРАФИЙ ЖЕРТВЫ В ОДЕЖДЕ, УКАЗАННОЙ В ПРОТОКОЛЕ ОСМОТРА! Другой одежды на ней тоже нет. Несчастная изображена только полностью обнажённой, то есть, как можно предположить, лишь после того, как с ней провела свои манипуляции судебно-медицинский эксперт.
Невероятно!
Можно сделать фантастическое предположение о том, что фотоаппараты реагируют лишь на обнажённое тело, словно собаки, специально обученные только на нахождение наркотиков. Но кто запрограммировал фотоаппараты на подобное извращение? Впрочем, до сих пор подобный техническо-этический феномен науке не был известен.
Выдвинем другую версию: оба высоклассных фотоаппарата вдруг внезапно и одновременно сломались. С какой стати? Не знаю, ну-у, хотя бы попав под влияние биополя, которое могло продолжать исходить от покойницы либо находиться в квартире? (Валина Алексеевна занималась целительством, лечила людей с помощью "биополя").
Но почему же тогда в протоколе осмотра не записано ничего о поломке фотоаппаратов и невозможности заснять найденный одетый труп?
А потом, как ни в чём ни бывало, труп – уже обнажённый – был сфотографирован, а фотографии приобщены к делу. Загадка? Ещё какая! Хотите ещё одну?
ОДЕЖДА, КОТОРАЯ (ЯКОБЫ) БЫЛА НА ТРУПЕ, ИСЧЕЗЛА!
Опять не верите? Вы же прекрасно понимаете, что одежда с трупа зачастую является важнейшим элементом следствия и доказывания преступления. Найдут, предположим, нож – возможное орудие преступления. Размеры его лезвия сравнят с размерами отверстий на одежде и теле, найдут ворсинки на ноже (в данном случае, извините за гнетущие подробности, когда пробивалась байковая куртка, и на обратном пути следования ножа, на нём обязательно или почти обязательно должны были остаться хоть какие-то ворсинки, пусть даже невидимые невооружённому глазу, но под микроскопом хорошо различимые) и т.д.
Между прочим, НИКАКИХ НОЖЕЙ ПРИ ОСМОТРЕ 21 ДЕКАБРЯ ИЗ КВАРТИРЫ НЕ ИЗЫМАЛИ, как, впрочем, не нашли никаких предметов, которыми преступник мог разбить голову жертве.
Тело было доставлено в морг обнажённым. Это вполне понятно, как и то, что его вообще полностью раздевали (могли искать внешние признаки изнасилования; их, кстати, не оказалось, как и при углублённом осмотре).
По закону, за одежду должен отвечать следователь Приморской районной прокуратуры Д. Подрезов, который вёл осмотр и само уголовное дело. Но вышестоящие господа на эти и многие другие вопиющие нарушения, о которых мы будем далее говорить, законным образом никак не реагировали. (Кстати, проведя большую часть досудебного следствия, Д. Подрезов из органов прокуратуры уволился.)
Суд так и не выяснил ничего ни по поводу фотографий убитой в одежде, ни насчёт исчезновения самой одежды. Ходатайство защиты об истребовании у органов следствия и бюро судмедэкспертизы данных о местонахождении одежды суд отклонил.
РАЗВОДОВСКУЮ(?) ЗАХОРОНИЛИ БЕЗ ДОЧЕРИ И... БЕЗ ГОЛОВЫ
Не захотел суд выяснять, куда, извините, делась голова трупа. 22 декабря 2004 года (эта дата, во всяком случае, стоит на постановлении следователя об изъятии экспериментальных образцов для исследования) уже после вскрытия, проводившегося в тот же день, следователь поручил судмедэкспертизе отчленить голову, левую руку и т.д.
И в тот же день прокуратура даёт разрешение выдать тело из морга для захоронения!
Что за спешка такая? Да, труп был уже достаточно плох. Но следствию уже было известно, что у погибшей в Германии живёт дочь. Почему не дождаться дочери?
Но тело захоронили 23 декабря, а позвонили дочери только на следующий день. И дочь сразу приехала.
Получается, что хоронили В. Разводовскую без головы. Неужели такова практика во всех случаях, когда труп имеет повреждения головы? Позвольте не поверить. Тем более, что уже при вскрытии 22 декабря был сделан вывод: все телесные повреждения прижизненны, причём вначале были причинены переломы костей головы, а смерть наступила в результате внутренней кровопотери, связанной с ранениями грудной клетки.
Суд отклонил ходатайство защиты об эксгумации тела В. Разводовской. А ведь защита, настаивая на этом, имела очень веские основания. Ведь в суде так и не установлено, чьё тело выдавалось "В ЦЕЛЛОФАНОВОМ КУЛЬКЕ", как выразилась в суде свидетель, – с головой или без? Защита вообще полагает, что постановление следователя от 22 декабря могло быть выписано задним числом, когда следствие уже обратило свои взоры на Артюшенко.
В результате вскрытия 22 декабря 2004 года экспертиза дала заключение о том, что смерть женщины наступила не ранее, чем за двое суток до обнаружения тела и не далее, чем 14 декабря. Есть у судебных медиков правило: вероятную дальнюю дату смерти устанавливать с некоторым запасом.
ДАТОЙ СМЕРТИ В. РАЗВОДОВСКОЙ НА ОСНОВАНИИ ОФИЦИАЛЬНОГО ДОКУМЕНТА БЫЛО НАЗВАНО 14 ДЕКАБРЯ 2004 ГОДА. Эта же дата указана в свидетельстве о смерти и никем не опровергнута.
ОДНАКО САМОГО ЭТОГО ВАЖНЕЙШЕГО ДОКУМЕНТА В ДЕЛЕ НЕТ! Причина проста: следствие никоим образом не устраивает предельная дата смерти Разводовской, зафиксированная экспертом, – 14 декабря. И документ из дела устраняется, а вскоре будет заменён другим, куда более лояльным следствию.
О проломленной голове и о том, какие мысли, по мнению следствия, могут в неё в этом состоянии прийти, мы ещё поговорим.
ХОЗЯЙКУ НАПОИЛ УБИЙЦА?
Экспертиза установила, что перед смертью Валина Алексеевна находилась в состоянии опьянения средней степени. Это тем более удивительно, что в ходе следствия выяснилось её весьма прохладное отношение к выпивке.
Из квартиры изъяли несколько бутылок: две из-под шампанского и три поллитровые – "вишня", "полуныця" и "клюква" "на коньяке".
Обнаружили и девять отпечатков пальцев: на бутылках и створках шкафов. Это могло значительно облегчить поиск преступника либо преступников: выявляются отпечатки Разводовской и, если оказываются лишними, то они запускаются в базу данных МВД. Через три дня, как свидетельствовал в суде эксперт, получаешь ответ, есть ли эти "пальцы" среди "пальцев" ранее судимых граждан.
Номер 50 (795), 23.12.2005г.
(Продолжение. Начало в № 48.)
"Не годится" первая явка с повинной? Александр Артюшенко, резонно решив, что продолжение пыток может сделать его инвалидом на всю оставшуюся жизнь либо вообще этой жизни лишить уже в ближайшие часы, пишет при активной помощи сотрудников милиции ещё одну явку. Кроме того, "с его слов" у него берут подробное объяснение.
Что он там поведал, мы узнаем чуть позже. А пока давайте перейдём к фабуле дела.
ФОТОАППАРАТЫ-ИЗВРАЩЕНЦЫ, или МОГЛИ ЛИ ПРОКУРОРСКИЕ "ЗАГНАТЬ" ВЕЩИ С КРИМИНАЛЬНОГО ТРУПА?
Вечером 21 декабря 2004 года Е. Хаблюк, обеспокоенная тем, что её дальняя родственница Валина Алексеевна Разводовская по меньшей мере неделю не выходит на связь, вызвала специалистов по открыванию дверей.
Когда дверь открыли, из квартиры стал ощущаться сильный трупный запах... В одной из комнат на полу, в луже засохшей под разбитой головой крови, лежала 64-летняя Разводовская (следствие, во всяком случае, утверждает, что это была именно она).
На месте случившегося по адресу Троицкая, 36, кв. 14, начала работу следственно-оперативная группа.
Сразу бросилось в глаза, что в отличие от кухни во всех трёх комнатках был беспорядок: вещи разбросаны, перевёрнуты – явно что-то искали.
Как установила первоначально на месте судебно-медицинский эксперт, кроме двух переломов левого предплечья у жертвы был перелом в левой теменно-височной области головы с вхождением вовнутрь осколков костей (при вскрытии выяснится, что в голове имеются три ушибленные раны, переломы скулы и нижней челюсти) и три раны на левой стороне грудной клетки: одна – под рёбрами и две на молочной железе. Можно было предположить, что раны грудной клетки нанесены чем-то вроде ножа.
В протоколе осмотра места происшествия указано, что на трупе имеется одежда, в частности: спортивная байковая куртка, застёгнутая спереди в нижней половине на пластмассовую молнию. На левой стороне куртки компактно располагаются четыре повреждения ткани, а ниже – ещё одно.
Ещё на убитой якобы были хлопчатобумажная майка с одним повреждением ткани и ниже его – ещё с одним повреждением; трикотажные рейтузы; трусы; комнатный тапочек, надетый на правую стопу.
Азами криминалистики является то, что труп должен быть зафиксирован на плёнку в том виде, в каком его обнаружили. Съёмка места происшествия в данном случае велась специалистами a помощью двух фотографических аппаратов импортного производства.
ОДНАКО В ДЕЛЕ НЕТ ФОТОГРАФИЙ ЖЕРТВЫ В ОДЕЖДЕ, УКАЗАННОЙ В ПРОТОКОЛЕ ОСМОТРА! Другой одежды на ней тоже нет. Несчастная изображена только полностью обнажённой, то есть, как можно предположить, лишь после того, как с ней провела свои манипуляции судебно-медицинский эксперт.
Невероятно!
Можно сделать фантастическое предположение о том, что фотоаппараты реагируют лишь на обнажённое тело, словно собаки, специально обученные только на нахождение наркотиков. Но кто запрограммировал фотоаппараты на подобное извращение? Впрочем, до сих пор подобный техническо-этический феномен науке не был известен.
Выдвинем другую версию: оба высоклассных фотоаппарата вдруг внезапно и одновременно сломались. С какой стати? Не знаю, ну-у, хотя бы попав под влияние биополя, которое могло продолжать исходить от покойницы либо находиться в квартире? (Валина Алексеевна занималась целительством, лечила людей с помощью "биополя").
Но почему же тогда в протоколе осмотра не записано ничего о поломке фотоаппаратов и невозможности заснять найденный одетый труп?
А потом, как ни в чём ни бывало, труп – уже обнажённый – был сфотографирован, а фотографии приобщены к делу. Загадка? Ещё какая! Хотите ещё одну?
ОДЕЖДА, КОТОРАЯ (ЯКОБЫ) БЫЛА НА ТРУПЕ, ИСЧЕЗЛА!
Опять не верите? Вы же прекрасно понимаете, что одежда с трупа зачастую является важнейшим элементом следствия и доказывания преступления. Найдут, предположим, нож – возможное орудие преступления. Размеры его лезвия сравнят с размерами отверстий на одежде и теле, найдут ворсинки на ноже (в данном случае, извините за гнетущие подробности, когда пробивалась байковая куртка, и на обратном пути следования ножа, на нём обязательно или почти обязательно должны были остаться хоть какие-то ворсинки, пусть даже невидимые невооружённому глазу, но под микроскопом хорошо различимые) и т.д.
Между прочим, НИКАКИХ НОЖЕЙ ПРИ ОСМОТРЕ 21 ДЕКАБРЯ ИЗ КВАРТИРЫ НЕ ИЗЫМАЛИ, как, впрочем, не нашли никаких предметов, которыми преступник мог разбить голову жертве.
Тело было доставлено в морг обнажённым. Это вполне понятно, как и то, что его вообще полностью раздевали (могли искать внешние признаки изнасилования; их, кстати, не оказалось, как и при углублённом осмотре).
По закону, за одежду должен отвечать следователь Приморской районной прокуратуры Д. Подрезов, который вёл осмотр и само уголовное дело. Но вышестоящие господа на эти и многие другие вопиющие нарушения, о которых мы будем далее говорить, законным образом никак не реагировали. (Кстати, проведя большую часть досудебного следствия, Д. Подрезов из органов прокуратуры уволился.)
Суд так и не выяснил ничего ни по поводу фотографий убитой в одежде, ни насчёт исчезновения самой одежды. Ходатайство защиты об истребовании у органов следствия и бюро судмедэкспертизы данных о местонахождении одежды суд отклонил.
РАЗВОДОВСКУЮ(?) ЗАХОРОНИЛИ БЕЗ ДОЧЕРИ И... БЕЗ ГОЛОВЫ
Не захотел суд выяснять, куда, извините, делась голова трупа. 22 декабря 2004 года (эта дата, во всяком случае, стоит на постановлении следователя об изъятии экспериментальных образцов для исследования) уже после вскрытия, проводившегося в тот же день, следователь поручил судмедэкспертизе отчленить голову, левую руку и т.д.
И в тот же день прокуратура даёт разрешение выдать тело из морга для захоронения!
Что за спешка такая? Да, труп был уже достаточно плох. Но следствию уже было известно, что у погибшей в Германии живёт дочь. Почему не дождаться дочери?
Но тело захоронили 23 декабря, а позвонили дочери только на следующий день. И дочь сразу приехала.
Получается, что хоронили В. Разводовскую без головы. Неужели такова практика во всех случаях, когда труп имеет повреждения головы? Позвольте не поверить. Тем более, что уже при вскрытии 22 декабря был сделан вывод: все телесные повреждения прижизненны, причём вначале были причинены переломы костей головы, а смерть наступила в результате внутренней кровопотери, связанной с ранениями грудной клетки.
Суд отклонил ходатайство защиты об эксгумации тела В. Разводовской. А ведь защита, настаивая на этом, имела очень веские основания. Ведь в суде так и не установлено, чьё тело выдавалось "В ЦЕЛЛОФАНОВОМ КУЛЬКЕ", как выразилась в суде свидетель, – с головой или без? Защита вообще полагает, что постановление следователя от 22 декабря могло быть выписано задним числом, когда следствие уже обратило свои взоры на Артюшенко.
В результате вскрытия 22 декабря 2004 года экспертиза дала заключение о том, что смерть женщины наступила не ранее, чем за двое суток до обнаружения тела и не далее, чем 14 декабря. Есть у судебных медиков правило: вероятную дальнюю дату смерти устанавливать с некоторым запасом.
ДАТОЙ СМЕРТИ В. РАЗВОДОВСКОЙ НА ОСНОВАНИИ ОФИЦИАЛЬНОГО ДОКУМЕНТА БЫЛО НАЗВАНО 14 ДЕКАБРЯ 2004 ГОДА. Эта же дата указана в свидетельстве о смерти и никем не опровергнута.
ОДНАКО САМОГО ЭТОГО ВАЖНЕЙШЕГО ДОКУМЕНТА В ДЕЛЕ НЕТ! Причина проста: следствие никоим образом не устраивает предельная дата смерти Разводовской, зафиксированная экспертом, – 14 декабря. И документ из дела устраняется, а вскоре будет заменён другим, куда более лояльным следствию.
О проломленной голове и о том, какие мысли, по мнению следствия, могут в неё в этом состоянии прийти, мы ещё поговорим.
ХОЗЯЙКУ НАПОИЛ УБИЙЦА?
Экспертиза установила, что перед смертью Валина Алексеевна находилась в состоянии опьянения средней степени. Это тем более удивительно, что в ходе следствия выяснилось её весьма прохладное отношение к выпивке.
Из квартиры изъяли несколько бутылок: две из-под шампанского и три поллитровые – "вишня", "полуныця" и "клюква" "на коньяке".
Обнаружили и девять отпечатков пальцев: на бутылках и створках шкафов. Это могло значительно облегчить поиск преступника либо преступников: выявляются отпечатки Разводовской и, если оказываются лишними, то они запускаются в базу данных МВД. Через три дня, как свидетельствовал в суде эксперт, получаешь ответ, есть ли эти "пальцы" среди "пальцев" ранее судимых граждан.
Итак, вернемся к вечеру 21 декабря 2004 года. До полуночи продолжался осмотр места происшествия. Но ещё в его начале, как всегда бывает на убийствах, совершённых в условиях неочевидности, бурную деятельность развила милиция.
Не ищите в этих словах иронии. Сотрудники милиции действительно сразу же проводят огромный объём работы: опрашивают соседей, выясняют жизненные связи покойной, задействуют негласный аппарат. Конечно, работать со "свежаком" гораздо удобней и шансов раскрыть его куда больше, нежели убийство, совершённое явно не сегодня и не вчера. Преступник мог избавиться от награбленного, исчезнуть из города, уехать из страны. Что ж, это сложности, которые есть в любой профессии, и тем почётней будет найти преступника, изобличить и предать суду во имя справедливости, отмщения и в назидание другим.
Постепенно розыскникам становилось немало известно об образе жизни покойной, круге знакомств. При первом приближении выяснилось, к примеру, что двум людям В. Разводовская одалживала по 150 долларов, другому – шестьсот (долги не возвращены). Очевидно, по доброте душевной Валина Алексеевна одалживала деньги не только этим людям. Есть смысл отрабатывать подобную версию? Конечно же.
Ещё стало известно розыскникам и, конечно же, прокурорской бригаде, ведущей следствие, что Разводовская недавно продавала свою другую квартиру (и, очевидно, продала), что у неё была ячейка в банке, что она имела какие-то дела с риэлторскими фирмами. А если ещё поискать среди тех лиц, кому покойная оказывала целительские услуги?
Однако к утру 24 декабря следствие выходит на след какого-то парня (им оказался Александр Артюшенко), который примерно за год до описываемых событий работал в квартире Разводовской в ремонтной бригаде. Последние пару месяцев парень снимал вместе с ещё некоторыми жильцами жилплощадь у семейства С. на Польском спуске.
(Методика опроса свидетелей ясна из показаний Бориса С. в суде, который утверждал, что его топили в унитазе и угрожали, что пойдёт подельником Артюшенко.)
Из обрывочных сведений, которыми снабдило их семейство С., оперативникам становится известным, что у квартиранта якобы не было некоторое время денег, а примерно 11 декабря (или 12-го) появилась крупная сумма (долларов четыреста, а вероятней – ещё больше); что в те же сроки в результате уличной ссоры у почтамта у Артюшенко оказалось разбитым лицо; что квартирант ранее привлекался к уголовной ответственности; что 13 декабря он уехал к родным в Ковель, но в январе собирался вернуться с женой и маленькой дочерью, потому и передал поездом два мешка картошки (деньги он заплатил за два месяца вперёд).
Должен ли был такой человек попасть в поле зрения следствия? Конечно, как, впрочем, и многие другие. Из квартиры изымают оставшиеся вещи Артюшенко, в основном его одежду – несколько пар брюк, пару туфель (На одежде вполне могла быть кровь убитой женщины. Однако удивительно, что никакой официальной экспертизы по вещам сделано не было. Очевидно, убедившись, что крови на одежде нет, следствие не захотело получать отрицательный результат экспертизы. Вещи же Артюшенко в ковельской квартире вообще не изымали, да и обыск не делали. Странно).
Одесский областной угрозыск просит волынских коллег задержать Артюшенко по подозрению в убийстве. Из областного центра – Луцка указание дублируется сотрудникам милиции Ковеля, и те днём 24 декабря задерживают Артюшенко. Александр, уже с утра зная от хозяина одесской квартиры, что его разыскивала милиция, и не думал прятаться.
Почти двое суток Артюшенко находится в ковельском отделе милиции – ждали выехавших на машине одесситов. Ни задержанному, ни его матери с адвокатом ничего толком не объяснили. Процессуально задержание Артюшенко никак не оформлялось, прокурору Ковеля об этом не сообщали. Фактически человека похитили.
А потом объяснили ему в Одессе, что раз уж везли его за тысячу километров, то шансов у него нет, и надо признаваться во всём. В чём? В убийстве Разводовской.
О том, как прошла первая ночь Артюшенко в Приморском райотделе, о том, каким истязаниям, по словам Александра, его там подвергли, вы узнали в начале этого очерка.
Первая "явка с повинной" заняла строк двадцать. Произошло всё якобы 12 декабря.
Почитайте (орфографию чуть изменяем): "Я зашёл к ней в квартиру и начал с ней говорить о... (Многоточие поставлено Артюшенко, очевидно те, кто ему "помогал" писать, ещё не решили, о чём могла быть суть разговора. – Б.Ш.). Суть разговора я не помню. Потом я ударил её палкой несколько раз. От удара Валина упала на пол. Лицом вниз или вверх я не помню точно. После этого я начал искать в квартире какие-либо ценности, деньги, золото. Я ничего не нашёл. Про нож... (Это диктующий ему говорит написать про нож, и Артюшенко автоматически записывает эти слова. – Б.Ш.). Где я его взял и как наносил удары, я не помню, поскольку находился в состояния аффекта. В процессе расследования имею надежду всё вспомнить и преподнести следствию".
Ещё бы, попробуй не вспомнить!
Как мы помним, эта явка не подошла начальству, и тут же принялись варганить вторую.
(Продолжение следует.)
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
ПРАВОСУДИЕ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ: ТОКОМ И ДУБИНКОЙ?
Номер 51 (796), 30.12.2005г.
(Окончание. Начало в №№ 48 и 50.)
Во второй явке с повинной события развивались уже якобы 11 декабря. Вот выдержки из этого документа:
"В одной из комнат мы сели напротив друг друга. Я в кресле, она – на диване, и беседовали на протяжении 15-20 минут, после чего Валина в повышенном тоне, встав с дивана, стала рассказывать о достатке её жизни и о никчемности и несостоявшести моей жизни. В результате чего я поднялся и нанёс ей удар головой в лицо, от чего последняя упала. Затем я взял лежащий в прихожей в углу молоток и, вернувшись в комнату к пытающейся подняться с пола Валине, нанес ей два удара молотком по голове, от чего последняя потеряла сознание.
Затем я стал искать деньги. /.../ Открыв верхнюю шухлядку тумбочки, я обнаружил деньги в сумме 400 долларов США и 160 гривен, которые я взял правой рукой и положил в правый наружный передний карман брюк. (Следствие, оно точность любит! – Б.Ш.)
Затем я собирался уйти, но в этот момент Валина пришла в сознание и стала говорить что-то в мой адрес ("Что-то"! Чуть позднее Артюшенко "вспомнит", что женщина с проломленной головой, сломанной скулой и челюстью стала угрожать ему разоблачением! – Б.Ш.)". Испугавшись возмездия, пишет далее Артюшенко, он взял на кухне нож и добил жертву. Потом тщательно вымыл нож и оставил его в кухне, на столе.
Зачем, имея в руках молоток, идти искать нож? И почему молоток преступник выносит из квартиры и выбрасывает, а нож, тщательно вымыв, оставляет на кухонном столе?!
СОГЛАШАЙСЯ НА "ДЕСЯТКУ"
Фразу "Ни слова больше без адвоката" можете приберечь для кино, а лучше – для цирка. Если ещё в Ковеле Артюшенко, не зная, что его подозревают в убийстве, пытался воспользоваться услугами адвоката, то можете себе представить, что теперь в Одессе он от адвоката откажется? Здесь отказ от адвоката на первых двух сутках общения с сотрудниками правоохранительных органов из него выбили (закон даёт такую лазейку: не выбивать – отказываться), а дальше – дело-то уже сделано.
Как осуществлял защиту назначенный следствием адвокат? Им дали возможность пообщаться несколько минут наедине.
— Я не убивал женщину, – говорит Артюшенко, – признание из меня выбили.
— Соглашайся с тем, что они требуют, и получишь не больше десятки, – посоветовал адвокат.
Вот и вся защита. Нет, не вся: чуть ниже вы увидите, какова была адвокатская "активность" во время очень важного следственного действия – воспроизведения обстановки и обстоятельств совершения преступления.
Во время первого допроса следователем прокуратуры Д. Подрезовым с применением видеозаписи Артюшенко роняет фразу о том, что, мол, в Ковеле он собирался идти к оперативникам во всём признаваться.
Если бы это было правдой, то что мешало ему написать явку с повинной ещё в Ковеле?!
Скажете, что убийство совершено в Одессе, и какое, мол, дело до него ковельским милиционерам, у которых своих забот хватает? Тогда вы не знаете милицейской специфики. Кто же откажется раскрыть преступление, где бы оно ни было совершено, не прилагая к этому никаких усилий?! (Представляете: в Ковеле, условно говоря, совершено за год десять убийств, а раскрыли доблестные ковельские сыщики одиннадцать!) Но никаких явок Артюшенко писать в Ковеле не собирался, как, впрочем, и в Одессе.
Однако не забывайте, что на носу был Новый год, а встречать его принято трудовыми свершениями, которые вполне могут быть отмечены премиями и другими поощрениями. Почему же работники милиции и прокуратуры должны быть исключением? Потому и завершать год декабрьским "глухарём" не хотелось и его принялись во что бы то ни стало раскрывать. Любыми методами. Истина не интересовала уже никого.
В суде оперативник подтвердил, что у него был ПРИКАЗ РУКОВОДСТВА ВЗЯТЬ С АРТЮШЕНКО ЯВКУ С ПОВИННОЙ.
Поняли? ПРИ-КАЗ! А мы тут с вами сопли размазываем...
НОЖ, ЯВИВШИЙСЯ ИЗ ВОЗДУХА (ДЛЯ НАДЁЖНОСТИ – ДАЖЕ ДВА)
Вечером 28 декабря 2004 года организуется выезд на место преступления. Во дворе стоят две женщины. Одна из них пытается обратить внимание следователя, что хорошо бы закрыть форточку в квартире покойной (чуть ниже крыша, с которой легко можно залезть в квартиру.— Б.Ш.). Следователь пшикает (словесно) на неё и предлагает не мешать.
Напрасно, женщина дело говорит. Да и вот же вам живые понятые, с которыми всегда напряжёнка!
Но понятые следователю без надобности, у него есть свои, "профессиональные" понятые, беспристрастные свидетели следственных действий – студенты-юристы, проходящие практику в прокуратуре! То бишь лица, ну совершенно от следователя не зависимые и ни в чём плохом не заинтересованные, как того и требует закон. Заодно и уроки профессионального мастерства от молодого следователя получат. Или – циничного попрания человеческих прав и законов своего государства?
Участники воспроизведения подходят к квартире (там две двери – сначала металлическая, потом деревянная) Следователь обращает внимание всех на то, что двери не заперты из-за того, что замки взламывались 21 декабря (а кто, кроме следователя должен был принять меры, чтобы двери надёжно заперли на замок? – Б.Ш.) Но целостность бумажек, которыми опечатывались двери, мол, сохранена. При этом мы видим, как свободному открыванию первой двери совершенно не мешают остатки бумажки, наклеенной на косяке. Вторая дверь действительно держится на заклеенной бумажке (таких можно было за прошедшую неделю десять наклеить). Следователь срывает её и быстро комкает с глаз долой (будь стакан воды под рукой, чтобы запить, наверное, проглотил бы её, как Вицин, продающий билетики в "Кавказской пленнице"). В ходе воспроизведения на кухне подозреваемый Артюшенко показывает рукой на стол, куда положил отмытый от крови нож, которым якобы добил свою жертву. И...
Вы удивительно догадливы, уважаемый читатель. Сейчас участники воспроизведения должны зафиксировать обнаружение на столе ножа, которым совершалось убийство. И как же его не заметили 21 декабря при многочасовом и многолюдном осмотре квартиры, где совершилось убийство (ведь ни ножи, ни другие возможные орудия преступления не изымались)?
Номер 51 (796), 30.12.2005г.
(Окончание. Начало в №№ 48 и 50.)
Во второй явке с повинной события развивались уже якобы 11 декабря. Вот выдержки из этого документа:
"В одной из комнат мы сели напротив друг друга. Я в кресле, она – на диване, и беседовали на протяжении 15-20 минут, после чего Валина в повышенном тоне, встав с дивана, стала рассказывать о достатке её жизни и о никчемности и несостоявшести моей жизни. В результате чего я поднялся и нанёс ей удар головой в лицо, от чего последняя упала. Затем я взял лежащий в прихожей в углу молоток и, вернувшись в комнату к пытающейся подняться с пола Валине, нанес ей два удара молотком по голове, от чего последняя потеряла сознание.
Затем я стал искать деньги. /.../ Открыв верхнюю шухлядку тумбочки, я обнаружил деньги в сумме 400 долларов США и 160 гривен, которые я взял правой рукой и положил в правый наружный передний карман брюк. (Следствие, оно точность любит! – Б.Ш.)
Затем я собирался уйти, но в этот момент Валина пришла в сознание и стала говорить что-то в мой адрес ("Что-то"! Чуть позднее Артюшенко "вспомнит", что женщина с проломленной головой, сломанной скулой и челюстью стала угрожать ему разоблачением! – Б.Ш.)". Испугавшись возмездия, пишет далее Артюшенко, он взял на кухне нож и добил жертву. Потом тщательно вымыл нож и оставил его в кухне, на столе.
Зачем, имея в руках молоток, идти искать нож? И почему молоток преступник выносит из квартиры и выбрасывает, а нож, тщательно вымыв, оставляет на кухонном столе?!
СОГЛАШАЙСЯ НА "ДЕСЯТКУ"
Фразу "Ни слова больше без адвоката" можете приберечь для кино, а лучше – для цирка. Если ещё в Ковеле Артюшенко, не зная, что его подозревают в убийстве, пытался воспользоваться услугами адвоката, то можете себе представить, что теперь в Одессе он от адвоката откажется? Здесь отказ от адвоката на первых двух сутках общения с сотрудниками правоохранительных органов из него выбили (закон даёт такую лазейку: не выбивать – отказываться), а дальше – дело-то уже сделано.
Как осуществлял защиту назначенный следствием адвокат? Им дали возможность пообщаться несколько минут наедине.
— Я не убивал женщину, – говорит Артюшенко, – признание из меня выбили.
— Соглашайся с тем, что они требуют, и получишь не больше десятки, – посоветовал адвокат.
Вот и вся защита. Нет, не вся: чуть ниже вы увидите, какова была адвокатская "активность" во время очень важного следственного действия – воспроизведения обстановки и обстоятельств совершения преступления.
Во время первого допроса следователем прокуратуры Д. Подрезовым с применением видеозаписи Артюшенко роняет фразу о том, что, мол, в Ковеле он собирался идти к оперативникам во всём признаваться.
Если бы это было правдой, то что мешало ему написать явку с повинной ещё в Ковеле?!
Скажете, что убийство совершено в Одессе, и какое, мол, дело до него ковельским милиционерам, у которых своих забот хватает? Тогда вы не знаете милицейской специфики. Кто же откажется раскрыть преступление, где бы оно ни было совершено, не прилагая к этому никаких усилий?! (Представляете: в Ковеле, условно говоря, совершено за год десять убийств, а раскрыли доблестные ковельские сыщики одиннадцать!) Но никаких явок Артюшенко писать в Ковеле не собирался, как, впрочем, и в Одессе.
Однако не забывайте, что на носу был Новый год, а встречать его принято трудовыми свершениями, которые вполне могут быть отмечены премиями и другими поощрениями. Почему же работники милиции и прокуратуры должны быть исключением? Потому и завершать год декабрьским "глухарём" не хотелось и его принялись во что бы то ни стало раскрывать. Любыми методами. Истина не интересовала уже никого.
В суде оперативник подтвердил, что у него был ПРИКАЗ РУКОВОДСТВА ВЗЯТЬ С АРТЮШЕНКО ЯВКУ С ПОВИННОЙ.
Поняли? ПРИ-КАЗ! А мы тут с вами сопли размазываем...
НОЖ, ЯВИВШИЙСЯ ИЗ ВОЗДУХА (ДЛЯ НАДЁЖНОСТИ – ДАЖЕ ДВА)
Вечером 28 декабря 2004 года организуется выезд на место преступления. Во дворе стоят две женщины. Одна из них пытается обратить внимание следователя, что хорошо бы закрыть форточку в квартире покойной (чуть ниже крыша, с которой легко можно залезть в квартиру.— Б.Ш.). Следователь пшикает (словесно) на неё и предлагает не мешать.
Напрасно, женщина дело говорит. Да и вот же вам живые понятые, с которыми всегда напряжёнка!
Но понятые следователю без надобности, у него есть свои, "профессиональные" понятые, беспристрастные свидетели следственных действий – студенты-юристы, проходящие практику в прокуратуре! То бишь лица, ну совершенно от следователя не зависимые и ни в чём плохом не заинтересованные, как того и требует закон. Заодно и уроки профессионального мастерства от молодого следователя получат. Или – циничного попрания человеческих прав и законов своего государства?
Участники воспроизведения подходят к квартире (там две двери – сначала металлическая, потом деревянная) Следователь обращает внимание всех на то, что двери не заперты из-за того, что замки взламывались 21 декабря (а кто, кроме следователя должен был принять меры, чтобы двери надёжно заперли на замок? – Б.Ш.) Но целостность бумажек, которыми опечатывались двери, мол, сохранена. При этом мы видим, как свободному открыванию первой двери совершенно не мешают остатки бумажки, наклеенной на косяке. Вторая дверь действительно держится на заклеенной бумажке (таких можно было за прошедшую неделю десять наклеить). Следователь срывает её и быстро комкает с глаз долой (будь стакан воды под рукой, чтобы запить, наверное, проглотил бы её, как Вицин, продающий билетики в "Кавказской пленнице"). В ходе воспроизведения на кухне подозреваемый Артюшенко показывает рукой на стол, куда положил отмытый от крови нож, которым якобы добил свою жертву. И...
Вы удивительно догадливы, уважаемый читатель. Сейчас участники воспроизведения должны зафиксировать обнаружение на столе ножа, которым совершалось убийство. И как же его не заметили 21 декабря при многочасовом и многолюдном осмотре квартиры, где совершилось убийство (ведь ни ножи, ни другие возможные орудия преступления не изымались)?
Но что это? НОЖА НА СТОЛЕ НЕТ!
Вы ждёте недоуменных вопросов следователя подозреваемому?
Вы уже слышите, как адвокат, вошедший в защитный раж, жестко требует от следствия зафиксировать отсутствие на столе и в кухне вообще орудия убийства?
Увы... Наивные мы с вами люди. Адвокату это вообще не надо, и за всё время своего двухдневного участия в следственных действиях, он слова не проронил. Следователь же тем более быстренько проскочил этот момент. И пытливые юристы-понятые не удивились. Конечно, будь на месте их всех какая-то старушка-соседка, она бы, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами несуществующий нож на столе и напрягая увядающий мозг, спросила бы шамкающим ртом: "Где он?" Но у нас-то, как видим, профессионалы своего дела работают.
На следующий день 29 декабря в Одессу приезжает Галина Алексеевна, мама Артюшенко. Она заключает договор с адвокатом С. Волошиной. Воодушевлённый поддержкой Александр Артюшенко сразу же отказывается от своих выбитых признаний в убийстве и больше уже своих показаний – "не убивал, никакого отношения к преступлению не имею" – кардинально менять не будет.
Но пока руководитель следственной бригады прокуратуры Д. Подрезов занимался свалившимися на него новым адвокатом и мамой Артюшенко, кого-то за ночь осенило, что хорошо бы всё же вещдок – орудие убийства – заиметь. И член бригады следователь прокуратуры Н. Ткаченко (который позднее завершал расследование этого дела) проводит важное следственное действие, во всяком случае, протокол дополнительного осмотра места происшествия "в присутствии двух понятых" на свет появляется. (Обязательного постановления о проведении дополнительного осмотра в деле нет.)
Догадались? Правильно. Но не на столе.
"При дополнительном осмотре кухни возле умывальника в керамической вазе наряду с другими столовыми приборами, обнаружено два кухонных ножа с деревянными ручками".
Наутро в прокуратуре ножи – они почти не отличаются друг от друга, и у вас в квартире пара-тройка таких есть – осмотрят и на одном из них найдут бурое пятно.
Ножи отправят на экспертизу. Пятен крови на них не окажется. Но экспертиза определит, что смертельные ранения могли быть нанесены одним из этих ножей.
А почему одним ножом, но не другим? Либо ещё сотнями им подобных? Так мы и без экспертизы знаем, что кухонные ножи для того и созданы, чтобы с их помощью ближнего жизни лишать.
ЗАЩИТА СЧИТАЕТ: "ФАЛЬСИФИКАЦИЯ!"
Помните, что с места происшествия были изъяты девять "пальцев"? 22 декабря следователь Д. Подрезов назначает дактилоскопическую экспертизу, где просит эксперта определить, пригодны ли отпечатки для идентификации, принадлежат ли В. Разводовской либо ей и другому (другим) лицу.
Эксперт ПРИСТУПАЕТ К РАБОТЕ ТОЛЬКО 27 ДЕКАБРЯ, причём проводит не исследование, экспертизу, а фактически только пишет справку. При этом эксперта официально не предупреждают о возможной уголовной ответственности (это обязательное требование закона, и далеко не формальность). Вывод таков: три отпечатка к идентификации не пригодны, пять принадлежат покойной В. Разводовской и один – на створке шкафа оставлен средним пальцем А. Артюшенко.
В общем-то такой вывод для Артюшенко ничего страшного не представлял, так как подозреваемый не скрывал, что в последний раз был в квартире 24-го или 25 ноября; а эксперт в суде потом подтвердил, что "пальцы" могли оставаться в течение месяца.
Но защита утверждает, и весьма аргументировано, что "палец" Артюшенко сфальсифицирован.
ПОЧЕМУ НЕ ПРОВОДИЛАСЬ ДАКТИЛОСКОПИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА 22-26 ДЕКАБРЯ? Сделали её только 27-го, когда уже можно было "манипулировать" с появившимся Артюшенко.
В суде оба понятых, которые ставили свои подписи на конверте с отпечатками, изъятыми 21 декабря, УКАЗАЛИ НА ОДНУ И ТУ ЖЕ ПОДПИСЬ КАК НА СВОЮ! А как вам нравится, что понятой в то же время исполнял обязанности помощника следователя?!
* * *
На протяжении всего расследования следствие постоянно меняло дату совершения преступления – то 11-го, то 12 декабря.
Помощь следствию со стороны судебно-медицинского эксперта попросту умиляет.
Дала эксперт заключение, что смерть наступила НИКАК НЕ РАНЬШЕ 14 ДЕКАБРЯ.
Но у следствия появилось алиби Артюшенко о том, что 14 декабря он был в Ковеле.
Тогда следователь назначает экспертизу, где среди множества ненужных ему, уже давно выясненных вопросов, вновь спрашивает: "Когда наступила смерть?" И уточняет свой вопрос: "Могла ли она наступить 11 декабря?"
Мы помним, как в "Евгении Онегине" Пушкин после "морозы" кидает читателю шаблонную рифму "розы". Но эксперту ближе наше одесское: "Вы хочете песен? Их есть у меня".
Тебе надо 11-е? И та же эксперт, которая дальней датой определяла 14 декабря, ничтоже сумняшеся пишет, что смерть могла наступить 11 декабря!
* * *
— Во время судебного заседания, – рассказывает Галина Алексеевна Артюшенко, мама подсудимого и его официальная защитница, – свидетельница Хаблюк, опекаемая сотрудниками правоохранительных органов, через год "вдруг вспомнила", что 12 декабря, то есть за считанные минуты или за часы до времени предполагаемого убийства, Разводовская ей якобы сказала по телефону, что больше разговаривать не может, спешит, так как к ней сейчас должен прийти по поводу ремонта Саша, который уже в бригаде не работает. И на таких грубейших фальсификациях построено всё дело.
23 ДЕКАБРЯ СУД ПРИГОВОРИЛ АЛЕКСАНДРА АРТЮШЕНКО К ТРИНАДЦАТИ ГОДАМ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
P.S. В одном из ближайших номеров нашей газеты в новом году вы узнаете о вопиющей несправедливости этого приговора. Узнаете о том, как Президент Украины Виктор Андреевич Ющенко пытался на начальном этапе расследования справедливость восстановить, но одесские "правоохоронцы" на стремление Президента и указания Генеральной прокуратуры заби.., извините, забыли среагировать.
Вы ждёте недоуменных вопросов следователя подозреваемому?
Вы уже слышите, как адвокат, вошедший в защитный раж, жестко требует от следствия зафиксировать отсутствие на столе и в кухне вообще орудия убийства?
Увы... Наивные мы с вами люди. Адвокату это вообще не надо, и за всё время своего двухдневного участия в следственных действиях, он слова не проронил. Следователь же тем более быстренько проскочил этот момент. И пытливые юристы-понятые не удивились. Конечно, будь на месте их всех какая-то старушка-соседка, она бы, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами несуществующий нож на столе и напрягая увядающий мозг, спросила бы шамкающим ртом: "Где он?" Но у нас-то, как видим, профессионалы своего дела работают.
На следующий день 29 декабря в Одессу приезжает Галина Алексеевна, мама Артюшенко. Она заключает договор с адвокатом С. Волошиной. Воодушевлённый поддержкой Александр Артюшенко сразу же отказывается от своих выбитых признаний в убийстве и больше уже своих показаний – "не убивал, никакого отношения к преступлению не имею" – кардинально менять не будет.
Но пока руководитель следственной бригады прокуратуры Д. Подрезов занимался свалившимися на него новым адвокатом и мамой Артюшенко, кого-то за ночь осенило, что хорошо бы всё же вещдок – орудие убийства – заиметь. И член бригады следователь прокуратуры Н. Ткаченко (который позднее завершал расследование этого дела) проводит важное следственное действие, во всяком случае, протокол дополнительного осмотра места происшествия "в присутствии двух понятых" на свет появляется. (Обязательного постановления о проведении дополнительного осмотра в деле нет.)
Догадались? Правильно. Но не на столе.
"При дополнительном осмотре кухни возле умывальника в керамической вазе наряду с другими столовыми приборами, обнаружено два кухонных ножа с деревянными ручками".
Наутро в прокуратуре ножи – они почти не отличаются друг от друга, и у вас в квартире пара-тройка таких есть – осмотрят и на одном из них найдут бурое пятно.
Ножи отправят на экспертизу. Пятен крови на них не окажется. Но экспертиза определит, что смертельные ранения могли быть нанесены одним из этих ножей.
А почему одним ножом, но не другим? Либо ещё сотнями им подобных? Так мы и без экспертизы знаем, что кухонные ножи для того и созданы, чтобы с их помощью ближнего жизни лишать.
ЗАЩИТА СЧИТАЕТ: "ФАЛЬСИФИКАЦИЯ!"
Помните, что с места происшествия были изъяты девять "пальцев"? 22 декабря следователь Д. Подрезов назначает дактилоскопическую экспертизу, где просит эксперта определить, пригодны ли отпечатки для идентификации, принадлежат ли В. Разводовской либо ей и другому (другим) лицу.
Эксперт ПРИСТУПАЕТ К РАБОТЕ ТОЛЬКО 27 ДЕКАБРЯ, причём проводит не исследование, экспертизу, а фактически только пишет справку. При этом эксперта официально не предупреждают о возможной уголовной ответственности (это обязательное требование закона, и далеко не формальность). Вывод таков: три отпечатка к идентификации не пригодны, пять принадлежат покойной В. Разводовской и один – на створке шкафа оставлен средним пальцем А. Артюшенко.
В общем-то такой вывод для Артюшенко ничего страшного не представлял, так как подозреваемый не скрывал, что в последний раз был в квартире 24-го или 25 ноября; а эксперт в суде потом подтвердил, что "пальцы" могли оставаться в течение месяца.
Но защита утверждает, и весьма аргументировано, что "палец" Артюшенко сфальсифицирован.
ПОЧЕМУ НЕ ПРОВОДИЛАСЬ ДАКТИЛОСКОПИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА 22-26 ДЕКАБРЯ? Сделали её только 27-го, когда уже можно было "манипулировать" с появившимся Артюшенко.
В суде оба понятых, которые ставили свои подписи на конверте с отпечатками, изъятыми 21 декабря, УКАЗАЛИ НА ОДНУ И ТУ ЖЕ ПОДПИСЬ КАК НА СВОЮ! А как вам нравится, что понятой в то же время исполнял обязанности помощника следователя?!
* * *
На протяжении всего расследования следствие постоянно меняло дату совершения преступления – то 11-го, то 12 декабря.
Помощь следствию со стороны судебно-медицинского эксперта попросту умиляет.
Дала эксперт заключение, что смерть наступила НИКАК НЕ РАНЬШЕ 14 ДЕКАБРЯ.
Но у следствия появилось алиби Артюшенко о том, что 14 декабря он был в Ковеле.
Тогда следователь назначает экспертизу, где среди множества ненужных ему, уже давно выясненных вопросов, вновь спрашивает: "Когда наступила смерть?" И уточняет свой вопрос: "Могла ли она наступить 11 декабря?"
Мы помним, как в "Евгении Онегине" Пушкин после "морозы" кидает читателю шаблонную рифму "розы". Но эксперту ближе наше одесское: "Вы хочете песен? Их есть у меня".
Тебе надо 11-е? И та же эксперт, которая дальней датой определяла 14 декабря, ничтоже сумняшеся пишет, что смерть могла наступить 11 декабря!
* * *
— Во время судебного заседания, – рассказывает Галина Алексеевна Артюшенко, мама подсудимого и его официальная защитница, – свидетельница Хаблюк, опекаемая сотрудниками правоохранительных органов, через год "вдруг вспомнила", что 12 декабря, то есть за считанные минуты или за часы до времени предполагаемого убийства, Разводовская ей якобы сказала по телефону, что больше разговаривать не может, спешит, так как к ней сейчас должен прийти по поводу ремонта Саша, который уже в бригаде не работает. И на таких грубейших фальсификациях построено всё дело.
23 ДЕКАБРЯ СУД ПРИГОВОРИЛ АЛЕКСАНДРА АРТЮШЕНКО К ТРИНАДЦАТИ ГОДАМ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ.
Борис ШТЕЙНБЕРГ.
P.S. В одном из ближайших номеров нашей газеты в новом году вы узнаете о вопиющей несправедливости этого приговора. Узнаете о том, как Президент Украины Виктор Андреевич Ющенко пытался на начальном этапе расследования справедливость восстановить, но одесские "правоохоронцы" на стремление Президента и указания Генеральной прокуратуры заби.., извините, забыли среагировать.
